Максим Горький
Несвоевременные мысли
Заметки о революции и культуре 1917–1918 гг.
|
| Максим Горький |
Горький утверждал непримиримую ненависть к войне, веру в победу разума и воли интеллигенции, в лучшее будущее, И поистине значимой в этом отношении является книга М. Горького «Несвоевременные мысли», вобравшая его «заметки о революции и культуре» 1917-1918 годов. Это уникальная во всей истории русской литературы эпопея, возникшая из коротких газетных статей Максима Горького о событиях в России и Петрограде. Статьи Горького появлялись чуть ли не ежедневно в петроградской газете «Новая жизнь». Газета была открыта после Февральской революции и закрыта после Октябрьской большевиками, друзьями Горького. Она издавалась с 1 мая 1917 по 16 июня 1918 года, то есть в самое переходное, переломное время. Печатаясь на страницах «Новой жизни», Горький пытался выработать свою позицию, свое отношение к действительности, развивающимся событиям. Две злобы, считает Горький, у текущего дня: борьба партий и культурное строительство. Что победит? По какому пути пойдет Россия? Из статьи в статью он подчеркивает опасность увлечения классовой борьбой ("это необходимое дело, но принимаю это дело, как неизбежное зло"), ибо при наличии некоторых особенностей, как считает он, "русской психики — политическая борьба делает строительство культуры почти невозможным". Писатель один из первых заметил утопизм программы В. И. Ленина и большевиков. Противопоставление некультурного, звероподобного крестьянина культурному промышленному рабочему — главное на страницах публицистических статей Горького. Социалистическая революция еще более заострила выступления Горького. Закрытие ряда газет, расстрелы, самосуды вызвали у него чувство глубокого возмущения.
Несвоевременные мысли
«Новая Жизнь» №113 (328), 11 июня (29 мая) 1918 г.
Истерически настроенные люди пишут мне дикие письма – грозят убить.
Намерение, я думаю, не серьезное и не столько преступное, сколько безграмотное. Убийством ничего не докажешь, кроме того, что убийца – глуп. Наказание смертью не делает людей лучше того, каковы они есть. Сколько ни умерщвляй людей, оставшиеся в живых, все-таки, идут по путям, предуказанным историей, – смерть не властна остановить развитие исторических сил.
Разве мало убивали у нас, на Руси, во всех городах, в тысячах сел и деревень, убивали для того, чтобы прекратить рост революционных настроений? А революция, все-таки, доросла до своей победы. И в наши дни, когда людей убивают не менее, чем убивали раньше, все равно, в конце концов, победит – наиболее разумное, наиболее здоровое. Физическое же насилие всегда будет неоспоримым доказательством морального бессилия – это тоже давно известно и пора понять.
А грозить человеку смертью за то, что он таков, каков есть, – безграмотно и глупо.
Меня обвиняют в том, что я «продался евреям». Тоже глупо. Конечно, я понимаю, что в стране, где все издавна привыкли подкупать и продаваться, человек, защищающий безнадежное дело, должен быть признан продажным человеком. Психология большинства требует, чтобы каждый человек был так или иначе опорочен, на каждом лежало бы темное пятно. Это специфическая психология профессиональных жуликов – они не могут представить себе человека честным, потому что ему нравится быть таковым, потому что таков вкус его души. А, может быть, им и завидно: каждый из них готов продать себя, и не очень дорого, а некоторых – ни за какую цену не купишь. Вот и злятся: как же так! Мы поставлены в условия, принуждающие нас торговать своей совестью, а они, какие-то – не продаются.
И, хоть сами не верят в продажность этих «каких-то», но, все же, орут:
– Продался! Продались!
Эх, несчастные! Вы бы лучше попробовали сами стать честными людьми, – в этом есть кое-что приятное.
Затем, мне пишут яростные упреки: я, будто бы, «ненавижу народ». Это требует объяснения. Скажу откровенно, что люди, многоглаголющие о своей любви к народу, всегда вызывали у меня чувство недоверчивое и подозрительное. Я спрашиваю себя – спрашиваю их – неужели они любят тех мужиков, которые, наглотавшись водки до озверения, бьют своих беременных жен пинками в живот? Тех мужиков, которые, истребляя миллионы пудов зерна на «самогонку», предоставляют любящим их издыхать от голода? Тех, которые зарывают в землю десятки тысяч пудов зерна и гноят его, а голодным – не желают дать? Тех мужиков, которые зарывают даже друг друга живьем в землю, тех, которые устраивают на улицах кровавые самосуды, и тех, которые с наслаждением любуются, как человека забивают насмерть, или топят в реке? Тех, которые продают краденый хлеб по десяти рублей фунт?
Я уверен, что любвеобильные граждане, упрекающие меня в ненависти к народу, в глубине своих душ так же не любят этот одичавший, своекорыстный народ, как и я его не люблю. Но, если я ошибаюсь, и они, все-таки, любят его таким, каков он есть, – прошу извинить меня за ошибку, но – остаюсь при своем: не люблю.
Более того, я уверен, что и не следует любить народ таким, каков он есть, равно не следует и обвинять его за то, что он таков, а не иной. Я думаю, что будет лучше и для народа, и для влюбленных в него, если они беззаветно отдадут ему все знания, все богатства своей души, дабы народ очеловечился. И, отдавая ему лучшее свое, пусть не рассчитывают на то, что их бескорыстный труд будет оценен и вознагражден любовью народной – этого не бывает.
Не важно и мало интересно, как люди относятся к нам, но очень важно, как мы относимся к людям – вот, что нужно понять!
Векторная теория социальной революции.
Новая книга о причинах, движущих силах, целях и задачах революции, как общественного явления, перемещающего государство в направлении прогрессивных политических идей: демократии, либерализма и равноправия.
Комментариев нет:
Отправить комментарий